Нина Михайлова: «Не зря пройдены эти почти 50 лет»

– Нина Михайловна, давайте начнём с самых истоков. Где и как проходило Ваше детство? 

– Я родилась в Брянской области, в селе Алешковичи  (500 км от Москвы). Я хорошо помню своё детство в селе, потому что в семье я была младшая – помимо меня ещё пятеро детей, но они уже уехали из деревни в город, а мне досталось чуть больше деревенской жизни. И на поле ходила, и хлеб молотила, и огород двадцать соток пахала – всё это было. Поэтому, с одной стороны, вспоминаешь деревню добрыми словами, потому что это детство, юность, а с другой – очень, очень тяжело было. Но и весело было: вечер – песни, кино за 5 копеек (дали бы только эти 5 копеек!). 

– А что насчёт школы? Как проходила школьная жизнь?

– У нас была очень уютная школа-восьмилетка в центре села. В неё приходили ученики не только из нашего села, но и из соседних. Классы были небольшие, по 20 человек. Было много традиций. Например, каждый класс должен был к какому-либо празднику обязательно поставить спектакль. Ещё у нас были новогодние балы, их организовывали старшеклассники или же комсомольцы. Туда пускали только молодёжь, комсомольцев, а к 8-му классу и мы могли прийти. Перед балом нам разрешалось в какой-то из дней приходить в клуб, включать проигрыватель и учить мальчиков танцевать, чтобы они на балу уже могли, как говорится, блистать. Ещё была после школы обязательная летняя практика. А летняя практика – это значит идти в поле и картошку окучивать… Грядка – километр, а то и больше. Пройдёшь одну грядку – устанешь донельзя.

– Помните своих первых учителей? 

– У нас были очень интересные преподаватели. Я до сих пор помню свою первую учительницу, Елену Сергеевну Бордюкову. Помню и своего классного руководителя, Нину Игнатьевну. Мы смотрели на учителей, как на небожителей каких-то, с обожанием, с почитанием. Что нас в них привлекало? Во-первых, их знания, конечно: тогда учителя-сподвижники приезжали в деревню, и часто семьями – это были очень разносторонние люди. Во-вторых, мы, особенно девочки, смотрели на них, как на образцы: как они причёсываются, как не по-деревенски одеваются… Они были как бы из другого мира: и ходят по-другому, и туфельки другие, и платье другое, и воротнички… Всё другое!

– А когда пришло желание стать учителем?

– У нас была такая семья учителей – Подлесные. Марья Сергеевна Подлесная, её отец, муж и сын – все учителя. Марья Сергеевна обладала совершенно разными знаниями! Какое-то время не было учителя физики – она преподавала физику; она преподавала рисование, музыку; когда мы постарше стали – домоводство. Может быть, ещё тогда у меня впервые появилась мысль стать учителем, потому что хотелось быть такой же умной, такой же симпатичной. Кроме того, деревня – это глубокое почитание учителя. Вспоминаю даже такую ситуацию. Идёт мой отец по улице (а он уже возрастной мужчина, прошёл две войны). Навстречу ему моя классная руководительница. Как он поступает: он снимает головной убор, преклоняет голову, останавливается: «Здравствуйте, Нина Кузьминишна! Что Вы скажете о моей дочери?» Ну, она там какие-то вещи говорит. «Хорошо, спасибо большое. Вы ни в чём не нуждаетесь, помощь никакая не нужна?» - «Да нет, нет, нет». Разошлись. Вот я сейчас это вспоминаю – это так красиво, это так статусно, что именно к учителю такое отношение, и не потому, что она моя классная руководительница. В то время так относились к любому учителю.

– Как вы оказались в Гатчине?

– У меня старший брат уехал в Гатчину (у нас уже здесь жили два брата и сестра, и они посоветовали ему местное педагогическое училище). А когда он заканчивал училище, сказал: «Нину тоже берём сюда». И вот так я воплощаю свои детские мечты о том, что хочу быть учителем, иду по стопам своего брата, приезжаю сюда в 1969 году и поступаю в педагогическое училище. Оно было статусное, уже имело свою историю – это всегда привлекает.

– И как проходила Ваша жизнь в училище?

– Первый год я жила у брата, но потом ушла в общежитие, потому что жизнь была очень интересная: КВН, выступления... Я пела в хоре у Маргариты Алексеевны Назаровой. Наш хор был известен не только в училище, но и за его пределами. Мы ездили по воинским частям, выступали в доме ветеранов, даже в Аничкином дворце в Ленинграде. У нас были очень интересные балы: какой-нибудь курс готовил бал, приглашали гостей, молодых людей. В общем, жизнь шла кипучая, насыщенная, поэтому мне захотелось окунуться в неё полностью. Жили мы с девчонками в Мариенбурге, оттуда ходили в училище пешочком, через парк. Я помню даже практику свою, и до сих пор помню первый урок – как дрожали руки… Первый урок у меня был – урок труда, нужно было показать картинку какую-то, а я не могла показать, потому что у меня очень сильно дрожали руки!

– А где Вы практику проходили?

– После третьего курса была у нас была практика в пионерском лагере «Смена» в поселке Сиверский. Мне дали четвёртый класс. Сначала было очень страшно. Во-первых, четвёртый класс – это большие дети уже в то время. Во-вторых, надо работать самостоятельно, самой что-то делать. Хорошо, конечно, был старший вожатый – можно было за кем-то как бы немного спрятаться. Достаточно быстро я втянулась в новый ритм жизни. поняла, что, в общем-то, нервничать не стоит. 

– Вы сразу после педагогического училища пришли в 4-ую школу?

– Не сразу. После педагогического училища я по распределению попала в нашу школу-интернат воспитателем. Я отработала один год, и тоже на четвёртом классе: специально взяла четвёртый, потому что уже была знакома с детьми такого возраста. Здесь, конечно, новая обстановка, новая жизнь, совершенно всё новое. С детьми надо быть постоянно: кормить, готовить с ними домашнее задание, купать, менять им бельё – они ведь жили там на постоянной основе. Кто-то уезжал на субботу-воскресенье, а многие оставались там – некуда было уезжать. Очень тяжело было сначала. Были такие вещи, например, отвести мальчишек в баню. Или дежурство: оставляют целый этаж или целое отделение интерната – ты дежурный воспитатель, и должен следить за теми, кто остался. А тут уже не только твой класс, а целая сборная. А я сама-то девчонка, 18 лет, а там уже 10, 11-й класс мальчишки, взрослые. Они уже прошли такую жизнь, как говорится… Так как у меня там своя комната была, было страшновато. Но они всё равно статусность учителя, воспитателя, понимали. Подтрунивали там, конечно, были какие-то шутки, но никогда, ни разу, пока я там жила, что-то противозаконное или неприятное мне не сделали. В общем, было тяжело, конечно, но этот год пролетел очень быстро.

– А после этого вы уже попали в «четвёрку»?

– Да, в 1974 году в 4-й школе набирали ещё один класс, и мне сообщили, что, если я хочу, могу его взять. И вот таким образом
1 сентября 1974 года я уже предстала перед своим первым классом. Сначала, конечно, я встретилась с директором, Павлом Васильевичем Резвым, и его женой, Ниной Алексеевной. Они мне рассказали, что эта школа тоже имеет свои исторические корни, поэтому надо гордиться, что я буду работать в ней. Нельзя сказать, что я пришла – и сразу мне всё легко далось. Нет, было очень страшно. Во-первых, класс был дан – 36 человек! 36 – это только учеников, а плюс ещё мамочки, бабушки, дедушки… Это было что-то, конечно. Во-вторых, в педагогическом училище всё-таки теорию учат, а жизненная практика – она другая. Поэтому сразу возникло множество всяких тонкостей, нюансов. Ну, ничего, училась… Учителя были хорошие рядом со мной – Маргарита Анатольевна Лозовикова, Валентина Павловна Козлова, Нина Викторовна Крипп. Это те люди, которые всегда могли прийти на помощь, на любой вопрос всегда могли дать ответ.

– Мне кажется, у Вас в то время с дисциплиной очень строго было.

– Конечно, было строго. Во-первых, я одна была молодым специалистом – ко мне внимание особенное. А во-вторых, у нас завучи, Валентина Александровна Полякова и Нина Степановна, были очень строгие. Мы все, от молодого специалиста до учителей со стажем, побаивались завучей. Но мы их очень уважали. С одной стороны, если завуч пришёл на урок, это, конечно, страшно. С другой - мы знали, что они всегда не только разберут мой урок (что можно, что нельзя, что стоило делать, что не стоило), но и помогут: «А вот это можно было так». От них я почерпнула очень много.

Впервые я почувствовала, что многое взяла для себя, когда у нас была областная проверка, и люди из комитета пошли по урокам. А я уже на тот момент поступила в институт, и у меня была сессия. Я тогда сказала: «Я могу дать только один урок. Вы посмотрите, если будут какие-то вопросы – тогда мне придётся отпрашиваться, я дам ещё один». Они посетили мой урок математики и сказали: «Нет-нет, можете спокойно уезжать на сессию, всё хорошо». И у меня, конечно, появилось тогда ощущение самодостаточности, того, что я уже чего-то стою: похвалили, да притом не только окружение школьное, а представители комитета – мне это было, конечно, приятно.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее: что за история с институтом?

– Через год после окончания педагогического училища я поступила в Ленинградский педагогический институт им. А.И. Герцена. Захотелось изучить что-то новое, какой-то другой предмет взять. И вот я пошла на исторический.

– И Вы, получается, и в школе работали, и в институте учились? Это же так трудно…

– Да, трудно, конечно, но интересно. Так получилось, что на исторический факультет поступили сразу три человека из нашей школы – Нина Викторовна Крипп, Лариса Николаевна Верещагина и я. Мы проучились 5 лет вместе, в одной группе, очень хорошо друг другу помогая. Были на очно-заочном отделении, ездили три раза в неделю. В начале третьего курса я вышла замуж, и у меня через некоторое время уже появился ребёнок – ещё сложнее стало. В какой-то момент я даже хотела взять академический отпуск, потому что ребёнок, зубки режутся, ночами не сплю, а тут ещё и сессия – думала, что не сдам. А ведь уже привыкла, что всё всегда сдано. Сказала девочкам: «Я беру академку». Они говорят: «Ни в коем случае! Мы тебе поможем» - группа была очень сплочённая. И вот с их помощью я всё-таки сдала сессию и проучилась до 5 курса. Интересно ещё, что мы заканчивали институт в 80-м году; а 1980 год – это олимпиада. И сессия у нас должна была быть, как обычно, зимняя и летняя, а так как олимпиада – естественно, там нежелательно было скопление иногородних людей, поэтому у нас курс заканчивался не в июне, а в конце февраля – начале марта, и мы уже к лету были свободны. Так уже в марте 1980-го года я получила высшее образование, стала дипломированным учителем истории и обществознания.

– Никогда не было желания уйти преподавать историю?

– Я проходила практику по истории – как предмет история мне очень нравится (обществознание я, честно говоря, не очень люблю). Практику я проходила ещё у Нины Алексеевны Резвой, а это сложно. Было такое желание: «Может быть, перейти всё-таки на среднее звено?» Именно на среднее; со старшими классами – я даже не представляла, как это будет. Но всё же мне казалось, что с маленькими я столько могу тепла, добра отдать, а со старшими всё-таки надо быть уже более строгой, и я выбрала началку. Хотя некоторое время работала в две смены: у наших 5-6-х классов не было учителя истории. Мне сказали: «Давай-ка, и ты тоже: в первую смену – история, а во вторую – началка». Я поработала, конечно… Но семья оказалась совершенно заброшена: у меня, по сути, целый день был занят, поэтому потом я отказалась. Так и осталась в начальной школе, и вот уже 48 лет ей верна. Конечно, пришёл уже и какой-то успех, и награды, и признание, и любовь и взрослых, и детей – это чувствуется. В рассказе это быстро всё промелькнуло, а на деле – всякое бывало…

– Например?

– Например, дети сложные были. Недавно ходили в кино с классом. Фильм мы, кстати, замечательный посмотрели, - «Солдатик», о Великой Отечественной войне. И вот я провожаю детей на нашу Театральную площадь, и вдруг сзади «Нина Михайловна, я Вас узнала по голосу!» Подходит ко мне молодая девушка – бывшая ученица. Ну, она выпустилась, наверное, лет 10 назад. По голосу узнала! Я говорю: «Юля! А что, мой голос не изменился?» - «Да нет, ни капельки!». Тут же зовёт своих друзей: «Ой, подойдите, я вас познакомлю с моей первой учительницей!» Потом Людмила Борисовна, наш современный завуч, спрашивает меня: «Нина Михайловна, ну Вы её хорошо помните?» Я говорю, конечно: мои первые нервные срывы, стрессы – это было от неё. Она изощрённо ругалась матом, так, что вся школа слышала; она дралась. Это было что-то. Зато у неё была прекрасная память: она в спектаклях могла заучить всё от начала до конца без подсказки, и так входила в роль, что могла сыграть что угодно. И я вот рассказываю это Людмиле Борисовне и думаю: «Боже мой, это Юля…» И теперь она вот с такой радостью, с такой теплотой подходит… Такие встречи, конечно, очень милы, и сразу теплее на душе, что я оставила о себе хорошие воспоминания.

– Думаю, у Вас часто такие тёплые встречи бывают, самые-самые разные.

– Конечно. Вот, бывает, подходит дяденька: «Нина Михайловна, Вы меня узнали?» Ну как же я этого дяденьку узнаю, если я его выпустила в 4-м классе, а теперь он стоит и держит свою доченьку за руку? Кто же это, с бородой, с усами?.. Потом он назовёт своё имя или кого-то из своих одноклассников, и сразу образ складывается, думаешь: «А как я могла его не узнать? Конечно, это он!»

А вот ещё очень интересная была встреча, когда я привела внучку свою, Алёнку, в 10-ю школу, ещё в подготовительную группу. Одеваемся там, разговариваем, и вдруг сзади: «Нина Михайловна, это Вы?» Поворачиваюсь – бывший мой ученик, Дима Верёвкин. «А тут моя дочь, вот», – говорит.  – «Ну, вот видите, моя внучка, ваша дочка»… Такие встречи очень эмоциональные,  запоминающиеся на долгое время. И очень приятно, что поминают хорошим словом, а не каким-то дурным.

С родителями то же самое – в театре мы были, «Мастер и Маргарита». Переодеваемся, и вдруг через фойе: «Ой, дайте поздороваться с моей первой учительницей!» Конечно, я сына, Ваню Баранова, учила, а не её, просто она считает, что я и для неё первая учительница. Подходит муж: «Здравствуйте, мы так давно Вас не видели, рады встрече». Встречаемся, как родные люди. От этих родных людей приходят другие дети: «А нам вот посоветовали, что у Вас учился тот-то; возьмите и нас, пожалуйста». Мне как учителю очень приятно, что не зря пройдены эти почти 50 лет.

– В прошлом году в школе № 4 начался долгожданный ремонт. Вас это обрадовало?

– Знаете, когда я раньше ходила по Чкалова в нашу школу, я думала: «Боже мой, почти 50 лет я иду по одной дорожке, поднимаюсь по этой возвышенности, открываю дверь…» И когда сказали, что всё-таки начинается ремонт, я была очень расстроена, потому что мне хотелось закончить работать там, где я и начала. Сейчас я даже прошу сына не ехать по Чкалова, когда мы с ним на машине. Один раз на автобусе ехали, и я увидела эти зияющие дыры. Такая пустота… Мне, например, больно. Больно, что я не вижу той школы, в которую я пришла, и ухожу-то я не от той школы. …Мне девчонки говорят: «Нина Михайловна, ну вот построят школу, придёте к нам». Да, конечно, но это уже будет не та школа, не моя. Там всё будет другое. Вы, говорю, будете обживать, а я уже буду просто созерцателем всего этого. Конечно, говорю, вы счастливые, будете в новой школе… Но это уже будет не моя школа. Моя школа уходит. 

  Мария Ибадова